Бывал в Ессентуках и Сергей Сергеевич Прокофьев (1891-1953) – крупнейший советский композитор и пианист. О дате первого его приезда на курорт мы узнаём из письма 1909 года композитору Н.Я. Мясковскому: «31/VII, завтра, уезжаю дней на десять в Ессентуки, где моя маменька лечит свой ревматизм»…

       Кто теперь не знает, не любит солнечную и мужественную музыку Прокофьева? Он создатель балета «Ромео и Джульетта», опер «Игрок», «Семён Котко», «Война и мир», «Повесть о настоящем человеке», музыки к кинофильмам «Александр Невский», «Иван Грозный», оркестровых концертов, симфоний, сонат.

       Многие крупные творения классика советской музыки создавались на Кавказских Минеральных Водах. С этими курортами он был связан в продолжение почти всей жизни. Восемь раз, с 1909 по 1941 годы, приезжал сюда и вспоминал о проведённых месяцах как «о самом урожайном периоде».

       «Отправляясь на Кавказ, я заранее решил бездельничать, не взял с собой ни нот, ни книг, ни даже шахмат… Ездим иногда верхом или ночью играем в крокет при луне», - писал юноша. Однако так продолжалось недолго, снова его увлекла родная атмосфера музыки и творчества.

            «Ессентуки мне очень понравились,—сообщает он, приехав впервые,— я сделал оттуда ряд набегов на соседей, на Железноводск, Кисловодск, Бештау, Пятигорск и т. д. и по прошествии десяти дней, вместо того, чтобы быть дома, очутился в Кисловодске. Как оказалось, в Кисловодске собрался весь музыкальный мир. Глазунов, Сафонов, Есипова, Калантарова, Збруева»... В окружении «звезд» столичного музыкального мира «прокавказился» Сергей Сергеевич намного дольше, чем предполагал.

            В 1912 году - опять в Ессентуках. Работает много, пишет об этом приятелю В. М. Моралеву: «Кроме занятий моим концертом, буду приводить в окончательный порядок оперу «Мадделену», писать партитуру и клавир, а это довольно колоссальная работа — страниц 300—400 нотного письма. Буду также заканчивать мой Гавот, Скерцо, Сонатину № 3, Прощай, пиши в Ессентуки, Вокзальная улица, дом Кирша».

...«В Ессентуках,— пишет Прокофьев Мясковскому,— ...пишу не особенно торопливо, четыре прозрачных странички в день, но зато с истинным наслаждением: не партитура, а прелесть, конфетка шоколадная, да еще с дорогим ликером внутри». В письмах он жалуется на скверное пианино в его ессентукском жилище, но работа продолжается... Критика оценила эти произведения. Музыковед Б. В. Асафьев говорит: «Крылья воображения настолько окрепли, что на каждом шагу слышно свое волевое и упрямое стремление, свое слово: «так хочу, пусть так будет».

В 1912 году Прокофьев уже не только сочиняет, но исполняет собственные произведения в концертах. Пианист он был блистатель­ный. Исполнением Первого фортепианного концерта Прокофьева оркестром дирижировал В. Бердяев. Это тогда было самое известное произведение, вызывавшее большую полемику в музыкальном мире.

Летом 1917 года по дорожкам ессентукского парка снова бродит задумчивый высокий молодой человек, то несет в графине воду № 17 для заболевшей матери, то наполняет для нее стаканы у бюветов источников. Мать снова приехала на лечение и выписала сюда сына, опасаясь оставить его одного в охваченном революционными событиями Петрограде.

В том году композитор весь уходит от действительности в царство звуков. Творческая волна возносит его над всеми прочими треволнениями жизни. Он жаждет создать нечто «величественное, волнующее, космическое» и, не замечая революционных событий, живет в мире философии, музыки, прошлого. В Ессентуках начинает создавать кантату «Семеро их» - крупное произведение для оркестра, хора и тенорового соло.

Это широкое музыкальное полотно навеяно стихотворением К. Д. Бальмонта «Зовы древности» о халдейском заклинании, высеченном на стенах ассиро-вавилонского храма. В этой клинописи, расшифрованной востоковедом Г. Винклером, упоминаются семь страшных великанов, повелевающих миром:

Сидят на престолах в глубинах земли они.

Заставляют свой голос греметь на высотах земли они.

Раскинулись станом в безмерных пространствах Небес. Семеро их! Семеро их! Семеро их!

«Грозные халдейские великаны, страшные, как «палящий вихрь», видимо, олицетворяли в его представлении ненавистный старый мир, ужасные силы зла, ввергнувшие человечество в пучину войны»,— пишет биограф композитора.

Поэт Константин Дмитриевич Бальмонт (1867—1942) в то время жил на Водах. Стихия поэзии, музыки, седой древности, философского осмысления бытия сблизила композитора и поэта. Бальмонт записал, как «увлеченно и почти отрешенно трудится Сережа». В тишине парковых прогулок в Ессентуках возник план, за неделю обдумана композиция и основные темы кантаты. Через два с половиной месяца готова половина партитуры, к концу года он завершил «Семеро их». Неоднократно признавался Сергей Сергеевич в любви к этому творению, считал его своим «центральным произведением».

Солнечная музыка Прокофьева правилась «солнцепоклоннику» Бальмонту. A композитора в посвященном ему стихотворении он назвал «солнечным богачом». В альбом для автографов, где Прокофьев просил писать только о солнце. Бальмонт, влюбленный в Сережу, «как в сына», написал:

Чтоб твои мечты вовек не отблистали,

Чтоб твоя душа всегда была жива,-

Разбросай в напевах золото по стали,

Влей  огонь застывший в звонкие слова

О самой кантате, восхитившей первых слушателей, поэт писал жене: «Это калейдоскоп чувств, бурных и нежных, страстных и лирических... Это какой-то огненный вихрь, вулканическое безумие... Кусевицкий сказал мне, что такой партитуры еще не было на Земном шаре. Это будут разучивать целые полгода: оркестр не менее чем в 120 инструментов и хор в 200 человек. Прокофьев уезжает сегодня во Владивосток, оттуда в Японию и в Америку. Я дал ему письма...» Премьера кантаты «Семеро их» состоялась в Париже через семь лет после ее написания, в концерте под управлением С. А. Кусевнцкого.

Прокофьев тогда, вопреки письменному сообщению Бальмонта, не уехал за границу. Он остался на Кавказе и прожил в Ессентуках и Кисловодске девять месяцев. Здесь его застала и Октябрьская революция, и начавшаяся на Тереке гражданская война. Но композитор не замечал ничего вокруг, весь утонувший в музыке. «Ессентуки - благодатный край, куда не докатываются волнения и голодовки, где жаркое солнце и яркие звезды, где спокойно можно инструментировать симфонии, читать Куно Фишера и смотреть в телескоп..,- писал он,-...пребывал в Ессентуках в обществе Канта, семерых дьяволят и красавца Бештау, который раскинулся прямо перед моим окном».

Сюда приехал и молодой петроградский поэт Борис Верин (псевдоним Б. Н. Башкирова). У него по понедельникам собирались поэты, музыканты для чтения стихов, музицирования и философских прений. Прокофьев стал его приятелем, написал на его стихи романс «Доверься мне» и шуточный экспромт:

Стихом и рифмами обвит,

В Ессентуки приехал Верин,

И вот, своим привычкам верен,

С утра до ночи крепко спит

Кто мог сказать в ту осень и зиму, что эстетствующий аполитичный Прокофьев станет не только крупнейшим композитором Советской страны, но напишет одну из первых советских опер — «Семен Котко» на тему повести В. П. Катаева «Я — сын трудового народа...», что завершит он ее тоже на кавказских курортах в 1939 году?!

В 1917 году в Ессентуках Прокофьев, как всегда, скучает о Петрограде, о столичных друзьях. Его тяготит это «пленение на острове», почти годовое отсутствие концертной деятельности, «беспросветность на ближайшее будущее»,— на что он жаловался Асафьеву. Правда, летом он участвовал в кисловодских концертах, исполняя собственные произведения. Сейчас кажется странным, что в те годы новаторские композиции Прокофьева, случалось, были «непонятны» даже профессионалам, приверженцам традиционной мелодической музыки, и они шутили, что меломаны ходят а его концерты, чтобы спорить: музыка это или не музыка.

Еще в 1916 году зарождались первые темы его «Классической симфонии». Здесь, на Кавказе, она вырастает в цельное широкое произведение — первое законченное им после Октябрьской революции. Прозвучала симфо­ния в Петрограде, в Капелле, под управлением автора. Ее слушали нарком просвещения А. В. Луначарский, Ф. И. Шаляпин, оставивший в альбоме композитора запись: «Самая широкая тропа на солнечной стороне и к солнцу. Федор Шаляпин».

Уехал Прокофьев с Кавказа только в марте 1918 года, в те дни, когда на Тереке провозгласили Советскую власть. От местного Совдепа он получил охранную грамоту.

В следующие приезды, в 1937, 1938 и 1939 годы, композитор-пианист появлялся на Водах уже признанным мастером бесспорно замечательной музыки, автором многих зрелых произведений. В 1941 году, когда Минеральные Воды представляли собою огромный госпиталь, он приезжал из Нальчика, куда был эвакуирован.

На одном из концертов для раненых в Ессентуках, состоявшемся 21 октября 1941 года, в самое тяжелое для Москвы время, вместе с ним выступали артисты МХАТа И. Москвин и А. Тарасова, певец А. Доливо, В. Рыжова, композитор В. Нечаев, скрипач Б. Сибор. Сергей Сергеевич играл Прелюд, Гавот, «Сказки старой бабушки» и марш из оперы «Любовь к трем апельсинам». Такие концерты шли с большим успехом. А Кавказ даже в суровые дни снова вдохновлял на творчество. Прокофьев обдумывал и заканчивал оперу «Война и мир».

Трудно сейчас назвать музыканта, который бы подобно С. С. Прокофьеву с такой широтой и разнообразием «обновил музыкальный репертуар эпохи» и завоевал такую всемирную известность.